Лоська — рассказы Веры Чаплиной о животных для детей. Вера Чаплина.Пуська

Это случилось как раз в то время весны, когда у лисицы уже пищали в норе лисята, а по лесу со своими медвежатами бродила медведица и отовсюду слышался многоголосый птичий хор.

В лесной чаще недалеко от полотна железной дороги стояла лосиха, а около неё лежал маленький новорождённый ярко-рыжий лосёнок.

Вдруг лосиха насторожилась и тревожно повернула голову. Где-то вдалеке послышался быстро нарастающий шум идущего поезда. Лосиха вздрогнула и сделала несколько нерешительных шагов. Лосёнок попытался встать, но ещё слабые ножки подогнулись, и он тихо опустился на землю. Поезд приближался. Пронзительный гудок словно разрезал лесную тишину, и лосиха, ломая кусты, ринулась куда-то в чащу.

Долго лежал лосёнок, ожидая мать, но лосиха так и не вернулась.

Кто знает, что сталось бы с малышом, если бы не путевой обходчик Иван Фёдорович. Иван Фёдорович работал здесь почти тридцать лет, и в снег, и в метель, и в дождь несколько раз в день проходил этот путь. Здесь ему было знакомо каждое дерево, каждый кустик.

Вот и сейчас он идёт и знает, что за тем поворотом стоит большая сосна. Когда Иван Фёдорович проходил тут первый раз, она была совсем маленькой и лежала, придавленная упавшим деревом. Молодой путевой обходчик освободил деревцо, выпрямил, а сейчас вон какое огромное. Сосна выросла прямая, как мачта, и только в том месте, где когда-то была придавлена, даже и теперь виднеется небольшое искривление.

Впереди Ивана Фёдоровича бежал его постоянный спутник - Бобик. Изредка он останавливался, что-то нюхал или просто дожидался своего хозяина. Вдруг Бобик потянул носом, сбежал с насыпи, а через минуту где-то в стороне послышался его громкий лай.

«На кого он там лает?» - подумал Иван Фёдорович, направляясь к собаке.

Увидев хозяина, Бобик вильнул хвостом и бросился в кусты. Там на земле, приподняв лопоухую голову, лежал маленький рыжий лосёнок. Иван Фёдорович не стал его трогать: кто знает, вдруг мать вернётся, почует на детёныше запах человека и не станет его кормить! Он отогнал собаку и пошёл дальше, внимательно осматривая путь.

Окончив обход, Иван Фёдорович повернул назад. Бобик опять было попытался свернуть к месту, где лежал лосёнок, но Иван Фёдорович сердито окликнул собаку и направился к дому. Он ушёл, а лосёнок остался лежать в кустах, напрасно ожидая свою мать.

К вечеру закрапал дождь. Покинутый лосёнок лежал мокрый, голодный и совсем ослабевший, когда послышались чьи-то шаги. Яркий свет фонаря, скользнув по кустам, остановился на лосёнке. Это был Иван Фёдорович. Не сиделось обходчику дома, ведь он знал, что там, в лесу, он видел лосёнка без матери.

Иван Фёдорович стоял около малыша, освещая его фонарём, а тот даже не пытался отодвинуться в сторону, потому что мать ещё не успела научить его пугаться людей.

Обходчик снял с себя плащ, накрыл малыша и, осторожно подняв на руки, понёс домой.

В доме Ивана Фёдоровича любили животных все: и жена его Агафья Васильевна, и дочка Сашенька. Даже четвероногие обитатели и те жили между собой в мире и согласии. Бобик ел из одной миски с ленивым котом Васькой, а Васька только потому и прижился в этом доме, что по своей лени не трогал даже мышей. Впрочем, он давно привык, что около него живут какие-то птицы, ежи, белки. Вся эта мелочь выкармливалась или лечилась и опять выпускалась на волю. Некоторые оставались жить здесь же, поблизости, и подкармливались, а другие уходили в лес и больше не возвращались.

Когда Иван Фёдорович вошёл со своей ношей в комнату, Агафья Васильевна даже не спросила мужа, кого он принёс. Она тут же быстро постелила на пол мешок, и Иван Фёдорович бережно опустил на него лосёнка. Зато Сашенька так и набросилась на отца с расспросами: «Чей это телёнок? Откуда его взяли?» А узнав, что этот лосёнок был найден в лесу и без матери, сразу заволновалась.

Ведь мы его оставим у себя, папа? Правда оставим? - теребила она отца. - А потом вырастим большим и выпустим.

Ладно, ладно, доченька, оставим, - согласился Иван Фёдорович. - Только вот сначала его накормить да согреть надо.

Агафья Васильевна тут же заторопилась доить корову, а Сашенька схватила висевший за дверью полушубок и стала им накрывать лосёнка. Потом пришла Агафья Васильевна и принесла в ведёрке ещё тёплое молоко. Она хотела поднять лосёнка, но бедняга так ослаб, что даже не мог держаться на ногах - так они у него дрожали и разъезжались. Тогда Агафья Васильевна поднесла ведёрко к самой мордочке лосёнка и, ловко прихватив руками его голову, окунула губами в молоко. Лосёнок фыркнул и попытался вырваться, но потом, почувствовав вкус молока, вдруг жадно зачмокал, поддавая, как телёнок, головкой.

Первые недели две Малыш, как назвали лосёнка, жил в доме за печкой. Потом, когда он окреп, да и на дворе потеплело, его поместили в сарай. Ухаживала за лосёнком Сашенька. Она не ленилась через каждые три часа поить его тёплым молоком, выпускала гулять, следила, чтобы он не ушёл.

Впрочем, лосёнок уходить совсем не собирался. Он всюду по пятам ходил за своей воспитательницей, словно боясь потеряться. А если Сашенька хоть на минутку забегала в дом, рвался за ней в двери и тонко, протяжно кричал.

Ишь, словно за мамкой ходит! - смеялся, глядя на него, Иван Фёдорович. И, обращаясь к Сашеньке, добавлял: - Чем во дворе да в сарае лосёнка держать, лучше бери своего Малыша, и все вместе в лес сходим. Ему от леса только польза будет, побегает, порезвится, глядишь, крепче станет.

Иван Фёдорович очень любил в свободное время бродить по лесу. Ему были знакомы все тропинки, все грибные места. Он знал, где вырыла свою нору лисица, в каком дупле поселилась белка, где можно встретить со своим выводком тетёрку. Раньше в такие прогулки его всегда сопровождала Сашенька, а теперь она никуда не ходила. Оставлять лосёнка одного в запертом сарае ей было жалко, а взять с собой в лес страшно - вдруг уйдёт и потеряется.

Но однажды Иван Фёдорович всё же уговорил Сашеньку пойти с ним в лес. День был такой хороший, солнечный. Она закрыла своего любимца в палисаднике и пошла с отцом. Несколько раз Сашенька оборачивалась, чтобы посмотреть на Малыша. Он стоял в палисаднике и, казалось, спокойно глядел ей вслед. Но это только казалось, а на самом деле было совсем не так: лосёнок стоял не шевелясь и насторожившись лишь до тех пор, пока видел свою хозяйку. Но не успела она скрыться за первыми кустами, как он начал метаться по палисаднику и кричать.

Чтобы угомонить непоседу, Агафья Васильевна принесла ему молока, однако лосёнок к нему даже не притронулся, а всё метался и смотрел в ту сторону, куда ушла Сашенька. Ведь до сих пор он ни разу не расставался с девочкой.

Тьфу, неугомонный! - рассердилась Агафья Васильевна и, в сердцах забыв прихлопнуть калитку, пошла в дом.

Увидев открытую калитку палисадника, лосёнок вышел. Только он не пошёл за Агафьей Васильевной к дому, а бегом бросился в лес, куда ушла Сашенька.

Возвратилась Сашенька уже к обеду.

Она шла рядом с отцом, который нёс большой пучок молодых веток ивы. Иван Фёдорович их нарезал специально для лосёнка. Ведь он за это время подрос, и настала пора прикармливать его ветками.

Они подходили уже к дому, когда Иван Фёдорович вдруг остановился и сказал:

Вот что, дочка, бери ветки, беги домой и скажи матери, чтобы обед ставила, а я тем временем здесь немного путями пройдусь, погляжу.

Девочка взяла у отца ветки и поспешила домой. Ей не терпелось поскорей угостить своего любимца, посмотреть, как он будет их есть. Саша подбежала к палисаднику и только тут заметила, что калитка открыта, а лосёнка нет. Решив, что он в сарае, она побежала туда, но в сарае лосёнка тоже не оказалось. Не было его и около дома. Куда делся лосёнок, не знала и Агафья Васильевна.

Да ведь недавно был! - удивилась она. - Всё кричал и в ту сторону, куда вы пошли, смотрел. - И добавила: - Некуда ему здесь пропасть. Вот придёт отец - и найдёте своего лосёнка.

Но Сашенька не стала ждать отца: вдруг её Малыш заблудится, вдруг пропадёт. Бросив ветки и плача, побежала она в лес. Но не успела Сашенька пробежать по лесу и несколько десятков шагов, как прямо перед собой увидела лосёнка. Это был Малыш, её Малыш! Он стоял около дерева, насторожив свои большие уши и оглядываясь по сторонам.

Малыш! Малышенька! - вскрикнула Сашенька, бросаясь к своему питомцу.

Лосёнок вздрогнул, обернулся и, тонко, протяжно закричав, так и ринулся навстречу хозяйке.

Счастливая возвращалась Сашенька домой, а рядом с ней бежал Малыш. На опушке леса Сашенька немного задержалась, чтобы проверить, как поведёт себя лосёнок. Пока она стояла, Малыш гулял тут же рядом, а когда Сашенька побежала к дому, он во всю прыть припустился за ней.

После этого случая Сашенька перестала бояться, что Малыш от неё убежит, и стала брать его с собой на прогулки. Правда, первое время она захватывала с собой на всякий случай верёвку, чтобы привязать лосёнка, если он захочет уйти, но верёвка ни разу не понадобилась. Малыш всегда держался около Сашеньки, а если и отходил в сторону, то лишь затем, чтобы сорвать веточку или листочек. Да и то, стоило Сашеньке его окликнуть или сделать вид, что уходит, как он тут же спешил за ней.

Гуляла Сашенька со своим воспитанником чаще всего около речки. Там по самому берегу росли большие, раскидистые ивы. Их тонкие, длинные ветки свисали над самой рекой; чтобы их достать, лосёнку приходилось залезать в воду. Это Малышу не всегда нравилось, но он всё-таки залезал, потому что ивовые ветки были его самой любимой пищей.

Потом Сашенька заметила, что он также охотно ест ветки осины. И чтобы Малыш мог ими лакомиться, она их специально рвала и приносила домой. В палисаднике Иван Фёдорович устроил всё так, чтобы лосёнку было удобно, поставил кормушку и врыл столб. К этому столбу Сашенька привязывала для своего питомца ветки осины, ивы и следила, чтобы они никогда не переводились.

Лосёнок рос очень быстро.

К осени из маленького беспомощного телёночка Малыш превратился в красивого, стройного лося. Он уже был ростом гораздо выше той загородки палисадника, из-за которой ещё так недавно его совсем не было видно. Это было сильное, красивое животное, ещё подросток, но под его гладкой, блестящей шерстью уже выделялись мускулы. Особенно он был хорош, когда, высоко запрокинув свою ещё безрогую голову, бежал рысью, далеко выкидывая свои длинные, стройные ноги.

Веток требовалось Малышу с каждым днём всё больше и больше. Он их съедал по нескольку охапок в день. Особенно трудно стало Сашеньке, когда она начала ходить в школу. У неё уже не оставалось времени, чтобы, как раньше, погулять с Малышом. На обратном пути из школы она едва успевала нарвать веток и спешила домой. Но Малышу их не хватало, а срывать сам он не мог, потому что, уходя в школу, Сашенька его запирала в палисаднике.

Лось очень скучал без прогулок. Он привык бродить со своей хозяйкой по лесу, а теперь, целыми днями запертый в палисаднике, метался из стороны в сторону, кричал и даже стал хуже есть. Видя, как Малыш худеет, Иван Фёдорович хотел его выпустить в лес, но Сашенька расплакалась, и Иван Фёдорович махнул рукой.

Делай как знаешь, - сердито сказал он. - Только имей в виду, что без веток лось жить не может, а как ты зимой набирать их будешь, я не знаю.

Сашенька и сама знала, что подросшему лосю в палисаднике плохо, что там ему тесно, да и веток зимой не нарежешь, но расставаться со своим любимцем всё же не решалась. Ей всё казалось, что он в лесу заблудится или его разорвут волки, которых, кстати говоря, давно не было во всей округе.

Но вот однажды Сашенька задержалась в школе. Вернулась домой она поздно. С охапкой веток, которые всё же успела нарвать по дороге, Сашенька торопливо направилась к палисаднику. Малыш был очень голоден. Увидев свою хозяйку, да ещё с ветками, он нетерпеливо приподнялся на дыбы и вдруг, легко перемахнув через изгородь, очутился около девочки.

Саша никак не ожидала такой выходки от своего питомца. Она загнала его обратно в палисадник, положила туда ветки и, решив, что такой случайный прыжок больше не повторится, спокойно пошла домой. Однако на деле получилось совсем не так. На другой день утром, проснувшись и выглянув в окно, она увидела, что Малыша в палисаднике нет.

Заметив испуганное лицо девочки, Агафья Васильевна поспешила её успокоить:

Не бойся, доченька, твой Малыш ещё со свету как перепрыгнул изгородь, так на окраине и пасётся.

Действительно, на опушке леса, около осинок, бродил лось. Было хорошо видно, как он тянулся к тем веткам, которые росли выше, и, чтобы их достать, иногда становился на дыбы.

Малыш, Малыш! - прямо из окна окликнула его Саша.

Малыш обернулся, размашистой рысью побежал к палисаднику и, без разбега перемахнув изгородь, подошёл к окну. Запирать после этого Малыша в палисаднике было бесполезно. Саша открыла калитку, потом насыпала Малышу в кормушку еду и направилась в школу. Но не успела она дойти до опушки леса, как её нагнал Малыш. Очевидно решив, что Саша идёт прогуляться, он тотчас увязался за ней. Пришлось возвратиться домой и пуститься на хитрость: Саша вошла в дом, а пока Малыш дожидался её около дверей, вылезла в окно и убежала.

Этим окном Сашеньке пришлось пользоваться ещё много раз. Ведь не могла же она прийти в школу с лосем! Впрочем, однажды так всё же получилось. Саша шла по лесу и громко напевала песенку, и, когда уже подходила к школе, неожиданно появился Малыш. Он пришёл на голос своей хозяйки и никак не желал уходить. Возвращаться же из-за лося домой и пропускать занятия Сашеньке не хотелось, так и пришлось идти в школу в сопровождении Малыша.

Школа стояла около самого леса, так близко, что деревья подходили почти к самому крыльцу. Не зная, как освободиться от своего назойливого спутника, Саша нерешительно остановилась. Потом решила дождаться звонка, войти последней и, чтобы лось не вошёл следом, закрыть дверь.

Так она и сделала. Она слышала, как лось тяжело топтался на широком крыльце школы, но, решив, что он потопчется и уйдёт, спокойно вошла в класс.

Наверное, лось и ушёл бы, но тут учительница вызвала Сашеньку к доске. Малыш сразу узнал голос своей воспитательницы. Он подошёл к окну и привычным движением толкнул раму мордой. Окно с шумом распахнулось, и в класс просунулась голова лося. Саша так и застыла с мелом в руке. Дети повскакали с мест и бросились к окну, а учительница, изумлённая столь необычным появлением, даже не пыталась их остановить.

Тут на шум явился сторож школы - дед Фёдор. Увидев такого странного нарушителя порядка, он взял метлу и хотел его прогнать. Однако четвероногий посетитель совсем не собирался уходить, а когда дед Фёдор замахнулся метлой, шерсть у лося по всему загривку встала дыбом, он прижал уши и, высоко поднимая передние ноги, решительно направился к сторожу.

Дед Фёдор никогда не имел дело с лосями, но это совсем не помешало ему сразу определить настроение своего противника. К тому же дед был не из храбрых. Быстро сообразив, какой опасности он подвергается, дед Фёдор, бросив под ноги разгневанного лося метлу, поспешил скрыться за дверь.

Пришлось Саше покинуть класс и вести своего упрямого питомца домой. После этого случая она уже никогда не пела своих весёлых песенок, когда шла в школу, потому что боялась, что лось услышит её голос и увяжется за ней опять.

Наступила зима. Малыш вырос ещё больше и стал ростом выше лошади. Шерсть у него посерела и стала такая густая, что любой мороз и метель были ему не страшны.

Ночевал Малыш теперь уже не в палисаднике и не в сарае, а в лесу. В лесу он проводил почти всё время. То его встречали на дальнем болоте, то он бродил с другими лосями по осиннику, обгладывая кору молодых деревьев.

Поведение Малыша изменилось тоже. В лесу он держался совсем как дикий: услышав голос или шаги человека, убегал. Зато к своим, особенно к Сашеньке, был привязан по-прежнему: если слышал её голос, сразу прибегал, и каждый день ровно в четыре часа, когда Сашенька возвращалась из школы, он обязательно приходил к сторожке.

Здесь его всегда ожидало угощение. Сашенька хорошо знала вкус своего воспитанника: как только он приходил, она тут же выносила ему свежую морковку или белые сухари, которые Малыш особенно охотно брал из рук девочки.

Смотри, дочка, как бы не зашиб тебя твой Малыш! - каждый раз волновалась Агафья Васильевна.

И действительно, страшно было смотреть, как этот полудикий лось, который одним ударом передней ноги мог убить волка, осторожно топтался около девочки, стараясь взять из её рук лакомство.

Наевшись, Малыш опять уходил в лес, а Саша принималась за свои дела. Дел было много. За последние два месяца в их маленькой сторожке произошло много изменений. Иван Фёдорович ушёл на пенсию и теперь вместе с семьёй собирался переезжать в город к своей сестре.

Уже приехал новый путевой обходчик, и, пока Агафья Васильевна с Сашенькой укладывали вещи, Иван Фёдорович знакомил молодого обходчика с участком.

Смотри, парень, работай по чести, чтоб всё в порядке было, - говорил он.

И Малыша моего берегите, - просила Сашенька. Она очень волновалась: как-то здесь без неё останется её любимец.

Но вот наступил и день отъезда.

Около сторожки в этот день собралось много народу. Всем хотелось проводить семью старого путевого обходчика, пожелать ему счастливого пути. Пришли провожать и Сашеньку её школьные друзья.

Тут же около провожающих вертелся Бобик. Его и кота Ваську было решено взять с собой, а Бурёнку оставить новому обходчику. Не хватало одного Малыша. Грустно было Сашеньке не увидеть перед отъездом своего питомца, но делать было нечего. Уже подошёл и остановился товарный состав, уже погрузили в вагон вещи, когда неожиданно из леса вышел Малыш. В суматохе его никто не заметил. Лось остановился чуть в стороне от поезда и с недоумением смотрел на незнакомых ему людей.

Поезд запыхтел и тронулся.

До свиданья, пишите! - звонко крикнула Саша, махнув рукой. Но вдруг, увидев лося, закричала: - Малыш! Малыш! - и заплакала.

И тут все увидели, как с громким протяжным криком бросился за поездом лось. Сначала он бежал рядом с вагоном, потом стал отставать, потом, тяжело дыша, остановился. Поезд уже скрылся за поворотом, а лось всё стоял и смотрел ему вслед. Затем повернулся и медленно пошёл в лесную чащу. Больше его никто и никогда не видел.

Я не хочу называть издательство, где произошёл этот случай, скажу лишь одно: в нём рождались книжки, которые очень любят ребята. Читать...


Этого медвежонка назвали Копушей, потому что она вечно копалась: последней выходила на прогулку, последней съедала свой обед.


Долгое время я работала в Зоопарке со львами, тиграми, но случилось так, что меня перевели работать в обезьянник. Читать...


Попал Фомка в Москву не поездом, не пароходом, а прилетел на самолёте. Маршрут его: остров Котельный - Москва. Читать...


В одной клетке сидела волчица, а в соседней - собака из породы овчарок. Читать...


Ная - это выдрёнок. Туловище у Наи длинное и гибкое, словно без костей; головка приплюснутая, похожа на змеиную, и маленькие, как бусинки, глаза. Читать...


С самого утра не ладилось дело. Скисло молоко, не привезли вовремя мяса. Голодный молодняк пищал на разные голоса, а тут ещё принесли лосёнка. Читать...


Когда я вошла в клетку, волчонок забился в угол и испуганно скосил глаза. С рыжеватой шерстью, круглолобый, он мне понравился сразу. Читать...


Этого медвежонка назвали Копушей, потому что она вечно копалась: последней выходила на прогулку, последней съедала свой обед. Читать...


Это случилось как раз в то время весны, когда у лисицы уже пищали в норе лисята, а по лесу со своими медвежатами бродила медведица и отовсюду слышался многоголосый птичий хор. Читать...


Я не хочу называть издательство, где произошёл этот случай, скажу лишь одно: в нём рождались книжки, которые очень любят ребята. Читать...


Слава с мамой совсем недавно переехали в один из новых районов города. Их квартира была на самом последнем - двенадцатом - этаже. Славе нравилось, что они живут так высоко. Читать...


Его звали Мухтар. Но это был не тот знаменитый Мухтар, которого снимали в кинокартине «Ко мне, Мухтар!». Тот Мухтар был породистой овчаркой и помогал разыскивать преступников. Читать...


Вот уже третьи сутки моросил въедливый, холодный дождь. Резкий ветер давно сорвал с деревьев последние листья, и теперь они лежали бурые, поблёкшие, словно приклеенные дождём к земле. Читать...


Марина пришла из школы гордая и счастливая. Ещё бы, у неё в дневнике почти одни пятёрки. Читать...


Скворечник у нас новый и красивый. Со всех сторон мы обили его корой от берёзы, и он стал похож на настоящее дупло. Читать...


Небольшой рыболовецкий колхоз раскинулся у самого берега Белого моря. Так близко, что во время прилива вода подбегала почти к самым домам, а когда уходила, то за нею по камням тянулись тёмно-зелёные скользкие водоросли. Читать...


В то лето я поселилась у одного лесника. Изба у него стояла на полянке, окружённая лесом, и через усадьбу, журча по камешкам, бежал узкий ручеёк. Сам лесник Иван Петрович был ещё и охотник. Читать...


Однажды у нас на даче, под карнизом террасы, поселились два воробья. В большую щель, которая образовалась в доске, они старательно таскали пёрышки, подобранные где-то кусочки ваты, пух, соломинки и вообще всё, что годилось для постройки гнезда. Читать...


О том, что две маленькие серые птахи избрали для своего гнезда самый дальний уголок сада, София Петровна догадалась сразу. Впрочем, догадаться было совсем не трудно, наблюдая, как птицы старательно тащили туда какие-то пушинки, пёрышки, пучки тонких сухих травинок.

После возвращения в Москву Чаплина с раннего утра до позднего вечера находилась в зоопарке. Молодость стремительно сменилась самостоятельной и взрослой жизнью, и из добровольного помощника Чаплина вскоре превратилась в организатора и смотрителя площадки, на которой содержались животные-одногодки.

Прошли годы, и Вера Чаплина стала описывать свой опыт в книге «Малыши с зелёной площадки». Эта книга имела ошеломительный успех, а через несколько лет свет увидели рассказы Веры Чаплиной о животных, собранные в книге «Мои воспитанники». В этом сборнике писательница впервые с грустью и добротой рассказала читателям о львице по имени Кинули, которую воспитывали в городской квартире.

Рассказы о животных «Пуська», «Испорченный отпуск», «Как хорошо!» наполнены комическими ситуациями, возникающими при более тесном знакомстве с четвероногими друзьями. Порой создаётся впечатление, что Вера Чаплина ставила своей целью не поведать нам о каких-то животных, а помочь заметить их и разглядеть.

Наверное, очень немногие люди могут сказать о себе что-то подобное. А Вера Васильевна сказала это с полным правом, потому что почти всю жизнь – с шестнадцати лет – работала в Московском зоопарке. А в Зоопарке – так уж получалось – ей постоянно приходилось иметь дело со зверёнышами, которые либо осиротели, либо матери почему-то отказались их кормить. И наверное, многие из них погибли бы, если б не добрые руки и неиссякаемое терпение, а главное – если бы не огромная любовь к животным Веры Васильевны Чаплиной.

Конечно, она не только выкармливала соской детёнышей и заботилась о них – она наблюдала за животными, вела научную работу, стремилась к тому, чтоб звери не особенно чувствовали, что они в неволе. Постоянно наблюдая за малышами, Вера Васильевна предложила организовать площадку молодняка – поместить в одну большую вольеру лисят и львят, волчат и ягнят, медвежат и козлят. Многие сомневались, уживутся ли друг с другом такие разные звери. Но Вера Васильевна была уверена: уживутся, ведь они ещё не звери, а зверята, все они весёлые и добрые, игривые и доверчивые, как и всякие детёныши. И вот в Московском зоопарке появилась такая площадка. Сколько интересного материала для изучения дал этот эксперимент зоологам! Сколько радости и весёлых минут доставила эта «площадка» посетителям Зоопарка! Но ребята, видевшие, как играют, бегают, гоняются друг за другом зверята, не знали, что не все они сразу начали дружить, да и потом были всякие непредвиденные случаи.

Вера Васильевна замечала в поведении животных всё, до мельчайших подробностей. А потом решила рассказать ребятам о том, что происходит на площадке молодняка. Так появилась первая её книга «Малыши с зелёной площадки». Из неё ребята узнали, что каждый зверёныш, так же как и всякий взрослый зверь, имеет свой характер и свой нрав, что зверя можно воспитать и злым и добрым.

Потом Вера Васильевна написала книги «Мои воспитанники» и «Четвероногие друзья». Ребята познакомились с львицей Кинули, выросшей не в клетке, а в городской квартире, с лосёнком Лоськой, выкормленным соской, с умным слоном Шанго, с обезьянкой Малышкой, с лисёнком Куцым, с выдрой Наей, с собакой, воспитанной волчицей, и со многими другими животными. Ребята узнали и о тех людях, которые работают в Зоопарке – ухаживают за животными, лечат, изучают и кормят их.

Немало книг написала за свою жизнь Вера Васильевна Чаплина: «Кинули», «Питомцы зоопарка», «Друг чабана», «Медвежонок Фомка», «Случайные встречи» и другие. Книги эти многократно переиздавались, переводились на разные языки и в нашей стране, и за её пределами, и ребята во многих странах полюбили их, полюбили не только потому, что книги Веры Васильевны интересные, но ещё и потому, что они написаны очень добрым человеком, человеком, любящим животных и считающим главным делом своей жизни – воспитание доброты. А доброта, одно из самых важных и нужных качеств человеческого характера, начинается с малого – с доброго отношения к котёнку или щенку, птенцу или лягушонку.

По-настоящему добрый человек всегда смелее злого, он и в жизни счастливее человека недоброго, и радостей в жизни у него больше. И встреча с хорошей книгой, написанной добрым человеком, – это тоже большая радость.

И вот такую книгу – интересную и умную, которая поможет тебе многое понять, которая заставит тебя задуматься, а возможно, и на кое-что взглянуть иными глазами, – ты сейчас держишь в руках.

Юрий Дмитриев

Обращение к читателям

Дорогие ребята!

Всю жизнь я очень любила животных, и сколько себя помню, всегда у меня воспитывались какие-нибудь птенцы, щенята, зайчата…

Мне нравилось, когда меня дома встречали раскрытые рты галчат, сорок, когда серенькие желторотые воробышки не улетали от протянутой руки, а зайчата смело прыгали ко мне на колени.

С шестнадцати лет я поступила в кружок юных биологов Зоопарка. Руководил этим кружком известный натуралист и большой любитель природы Пётр Александрович Мантейфель. Он учил нас любить животных, беречь и изучать природу… Кружок наш был небольшой и очень дружный. Мы помогали служителям убирать клетки, кормить зверей и птиц, научным сотрудникам – наблюдать животных, записывали в дневники их поведение, взвешивали звериных малышей и следили за их ростом…

Помню, сколько нового и интересного узнала я в Зоопарке: какими рождаются барсучата, соболята, дикобразы, как растёт весь этот молодняк, как изменяются повадки животных… И каких только у меня не было звериных малышей, начиная от маленького, чуть больше напёрстка, бельчонка и кончая львятами, росомахами!

А как обрадовалась я, когда в 1933 году меня назначили заведующей молодняком Зоопарка! Вот тогда мне пришла мысль устроить в Зоопарке специальную площадку, где можно было бы не только воспитать здоровый и крепкий молодняк, но и сделать так, чтобы разные животные мирно уживались друг с другом.

У меня осталось много приятных и дорогих воспоминаний о тех звериных малышах, которым я отдала много тепла, любви и заботы. И мне, ребята, очень хочется, чтобы и вы познакомились с моими воспитанниками и полюбили их.

В. Чаплина

Мои питомцы

Самая смышлёная

Долгое время я работала в Зоопарке со львами, тиграми, но случилось так, что меня перевели работать в обезьянник.

Очень не хотелось мне там оставаться. Обезьян я совсем не знала и не любила. Стою перед клеткой с обезьянами-резусами; их там целая стая – штук сорок – бегает. Смотрю и думаю: «Как же я их различать буду? Уж очень они друг на друга похожи. Одинаковые глаза, мордочки, руки, и даже роста как будто одного». Но это мне только вначале так казалось, а как пригляделась к ним – вижу, что хоть и одной они породы, а друг на друга не похожи. У того, которого звали Вовкой, голова гладкая, словно причёсанная, не то что у Бобрика. У Бобрика вихры во все стороны торчат, ну совсем как у Стёпки-растрёпки.

Но больше всех отличалась Малышка. Из всех обезьян она была самая маленькая, оттого её так и прозвали. Мордочка у Малышки остренькая, а сама она ловкая, шустрая. Как войду я в клетку, все обезьяны разбегутся, а Малышка чуть-чуть отойдёт в сторону и поглядывает на моё решето, в котором я приносила фрукты.

Вот эту-то Малышку и решила я приручить. Нелёгкое это было дело.

Долго не решалась ко мне подойти трусишка. Стоило только к ней протянуть руку, как она быстро отскакивала и убегала. Но я терпеливо просиживала в клетке часами и время от времени бросала ей самые вкусные кусочки.

С каждым днём Малышка привыкала ко мне всё больше и больше. Не убегала, когда я подходила, а однажды так расхрабрилась, что чуть не вырвала у меня печенье, которое я хотела дать другой обезьяне. Как-то даже пыталась залезть ко мне в карман. Уже протянула руку, но тут же сама испугалась своей храбрости и удрала. С тех пор я стала нарочно класть сладости в карман. И делала это так, чтобы Малышка видела. Я уже знала, что она большая сластёна.

Обезьянка внимательно наблюдала, как я кладу в карман грушу или кусочек сахару, а потом вытягивала трубочкой ротик и жалобно кричала. И всё-таки в карман она залезть решилась. Чтобы не испугать воришку, я нарочно отвернулась, как будто ничего не замечаю. А Малышка быстро вытащила у меня из кармана кусочек сахару и, воровато оглядываясь, на всякий случай уселась подальше.

Чаплина В.В. скачать

Михайлова Вера Васильевна - литературный псевдоним Вера Чаплина (1908 – 1994) – известная детская писательница, жизнь и творчество которой непосредственно связаны с Московским зоопарком.

Родилась в Москве в дворянской семье. Дед – видный инженер-теплотехник профессор В.М.Чаплин. Мать закончила консерваторию, отец – юрист. После революции 1917г. в хаосе Гражданской войны 10-летняя Вера потерялась и, как беспризорница, оказалась в детском доме в Ташкенте.

«Только любовь к животным помогла мне пережить это первое большое горе, - вспоминала впоследствии писательница, - Даже находясь в детском доме я ухитрялась держать щенят, котят и птенцов… Днем я выносила своих питомцев в огромный сад около дома, а на ночь тащила их в спальню и прятала кого в тумбочку, кого под кровать, а кого себе под одеяло. Иногда кто-нибудь из воспитателей обнаруживал моих питомцев и мне здорово попадало».

В 1923г. Веру разыскала мать и привезла в Москву. И уже вскоре она стала ходить в зоопарк и поступила в кружок юных биологов под руководством профессора П.А. Мантейфеля. Будущая писательница не только выкармливала соской звериных детенышей и заботилась о них, она наблюдала за животными, вела научную работу, стремилась к тому, чтобы звери не особенно чувствовали, что они в неволе. В 1933г. Чаплина предложила организовать «площадку молодняка» (а впоследствии стала ее заведующей), где мирно уживались малыши совсем разных животных.

А в 1935г. имя молодой сотрудницы зоопарка становится известным на всю страну – вышла в свет ее первая книга «Малыши с зеленой площадки» и случилась уникальная история с львицей Кинули, которую Чаплина вырастила в городской квартире (об этом рассказывает чудесная повесть «Кинули»).

В 1937г. ее назначили заведующей секцией хищников. Более 30 лет отдала Вера Чаплина Московскому зоопарку, а с 1946г. перешла на постоянную литературную работу, став в 1950г. членом Союза писателей. «Мои воспитанники»(1937), «Четвероногие друзья»(1949), «Питомцы зоопарка»(1955), «Случайные встречи»(1976) – эти и другие сборники Чаплиной давно стали классикой отечественной детской литературы, многократно переведены на многие иностранные языки.

Сайт автора - http://chaplina1.narod.ru Об авторе в энциклопедии

Рассказы известной писательницы и натуралиста о животных – воспитанниках зоопарка. Много лет она работала с малышами самых разных животных: с бельчатами, медвежатами, волчатами, тигрятами, обезьянками и многими другими.

В своих рассказах она описывает, какими зверята рождаются, как они растут, как меняются их повадки.

Фотографии А. Анджанова.

скачать (1189 Kb)

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Вера Чаплина
Рассказы

ОБЫКНОВЕННАЯ
КОШКА

Кто не знает, какими непримиримыми врагами считаются кошки и крысы! Я и сама раньше так думала. А вот однажды мне пришлось убедиться в обратном.

Для одного научного фильма нужно было снять дружбу кошки с крысятами. Несколько дней ребята таскали нам кошек, а подходящей всё не попадалось: то слишком светлые, то тёмные. Наконец, после больших трудов, нашли. Это была самая обыкновенная кошка, серая с тёмными, как у тигра, полосами и ярко-зелёными глазами. Режиссёру она сразу понравилась: как раз такая кошка ему и была нужна. Однако его радость оказалась преждевременной. Принёс кошку какой-то мальчуган, а вот настоящая её хозяйка ни за что не хотела расстаться со своей любимицей. К тому же у кошки ещё оказались котята.

Режиссёр был в отчаянии. Он упрашивал хозяйку отдать кошку, предлагал ей большие деньги, обещал вернуть сразу после съёмки.

– Ваша кошка очень подходящая по цвету, – уговаривал он, – мы только снимем её дружбу с крысами и сразу отдадим обратно.

– С крысами? – удивилась хозяйка. – Да ведь я её почему и не даю, что она хорошая крысоловка. Всех крыс не только у меня, но и у соседей переловила, а вы хотите, чтобы она с ними дружила! Да она мигом всех до одной съест!

По правде сказать, такая характеристика будущей «артистки» меня озадачила. Хотя я не раз подкладывала маленьких зверушек к кошкам или собакам, но подкидывать крысят к кошке, которая славилась как крысоловка, мне не приходилось. Я тоже стала уговаривать режиссёра не брать её, но он был неумолим и настоял на своём.

Так попала к нам в Зоопарк со своим семейством кошка, которая очень хорошо умела ловить крыс.

Кто-то назвал её «Цуцыкариха». Кто её так назвал и почему, никто не знал, но это имя осталось за кошкой.

В Зоопарке всё кошачье семейство поместили в специальную клетку.

На новом месте Цуцыкариха сначала очень волновалась. Бегала по клетке, мяукала и всё искала, откуда бы ей выскочить. Потом успокоилась, легла к котятам. Через несколько дней принесли крысят, которым Цуцыкариха должна была заменить мамашу.

Это были совсем маленькие, слепые крысята, покрытые чуть заметной шёрсткой.

Они копошились у меня в руке маленькой кучкой, а я стояла около клетки с Цуцыкарихой и думала: примет она их или нет? Когда я вошла в клетку, кошка сразу почуяла крысят. Вскочила с места, беспокойно начала кружиться около моих ног и всё лезла к рукам. При таком её внимании к крысятам я побоялась их оставлять.

Пришлось действовать по-другому.

Цуцыкариху посадили в ящик и вынесли в другую комнату, а крысят положили к котятам. Сделала я это нарочно. «Пусть, – думаю, – соскучится, зато потом будет меньше разбираться, кто находится среди её котят». К тому же и от крысят будет пахнуть котятами.

Мои расчёты оказались правильными. Уже через несколько часов Цуцыкариха мяукала во весь голос, а к вечеру поднялся такой концерт, что описать трудно: орала и царапалась в стенки ящика кошка, пищали голодные котята, а среди них копошились и искали соски матери маленькие крысята.

Когда я выпустила из заточения Цуцыкариху, она как сумасшедшая бросилась к котятам. Сразу легла и даже не обратила внимания на крысят. Потом с наслаждением вытянулась, закрыла глаза и блаженно замурлыкала. Это было самое подходящее время, чтобы подложить к её соскам крысят. Тихонько, чтобы не потревожить кошку, я быстро отняла котёнка и вынесла его в другое помещение, а к свободному соску так же осторожно подложила крысёнка. Кошка, не замечая подмены, продолжала мурлыкать. Таким же способом подложили к кошке и остальных крысят, а котят взяла на своё попечение служительница тётя Катя.

Так началась мирная жизнь кошки с крысятами., Крысята совсем не были похожи на котят, но «знаменитая крысоловка» ухаживала за ними не хуже, чем за своими детёнышами. Так же заботливо их грела, вылизывала и даже защищала, когда им грозила опасность.

Однажды в помещение, где снимали Цуцыкариху с крысятами, зашёл кот.

Огромный и чёрный, с большущими усами и шрамом на лбу, он выглядел очень внушительно. Но Цуцыкариху его вид не смутил. Она смело ринулась на защиту своего необычного семейства, и не успел кот опомниться, как на него посыпался град ударов. Сначала кот пробовал защищаться, потом, увидев бесполезность своих попыток, позорно отступил. Задрав хвост, мчался он по павильону, преследуемый разъярённой кошкой, а за ними, тщетно пытаясь задержать «артистку», бежали режиссёр, оператор и все подсобные рабочие.

Но догнать кошку им не удалось, и, только загнав врага под сваленные в углу декорации, успокоенная Цуцыкариха вернулась сама. Она обнюхала крысят и, убедившись, что все целы, улеглась рядом. Она так ласково мурлыкала и так заботливо облизывала своих приёмышей, что никто не мог в ней узнать ту разъярённую кошку, какой она была минуту назад.

Когда крысята подросли, их вместе с кошкой перевели в другую клетку, где их могли видеть посетители Зоопарка.

Целые дни около этой удивительной семьи толпился народ. Всем было интересно посмотреть на такое «чудо». И каких там не услышишь разговоров! И что кошка-то, наверно, порченая, и что зубы-то у неё, наверно, вырваны… Но кошка зевала во весь рот, показывала острые клыки и продолжала ухаживать за крысятами.

Приезжала и хозяйка, но кошку не взяла. Посмотрела на свою бывшую любимицу и только рукой махнула:

– Испортили кошку! А хорошая крысоловка была.

А «хорошая крысоловка» лежала на солнышке, и рядом спокойно сидели крысята. Хотя мы и утешали огорчённую хозяйку, что не трогает кошка только «своих» крыс, а «чужих» все равно ловить будет, но, глядя на эту мирную картину, сами не верили тому, что говорили.

Однако наши сомнения оказались напрасными. Как-то раз мы выпустили Цуцыкариху на прогулку. Сначала она ходила около клетки, потом вдруг куда-то исчезла. Мы испугались – думали, что пропала. Но через некоторое время Цуцыкариха вернулась сама, а в зубах она держала большую задушенную крысу.

Важно, не торопясь подошла Цуцыкариха к клетке, а когда ее впустили, долго и старательно совала свою добычу крысятам.

Интересно было наблюдать, как играла кошка со своими приёмышами. Высоко подняв хвостики и подпрыгивая на своих лапках, как на пружинках, наступали на кошку крысята, а она их ловила, подбрасывала, как шарики, катала перед собой или хватала зубами, будто собираясь съесть. Публика волновалась, а кошка, уже мурлыкая, прилизывала взъерошенную шёрстку крысёнка.

Почти всё лето прожили они вместе, когда однажды кто-то из служителей забыл закрыть дверь клетки, и крысята удрали.

Ну и переполох поднялся! Кошка кричит, мечется по клетке, крысят ищет, а те забрались под пол – выйти боятся. Лазили мы, лазили за ними – никак поймать не можем. И решили тогда выпустить кошку, пусть она сама своих крысят ловит. Не успели открыть дверцу, как наша кошка вырвалась – и в угол. Прижалась, ждёт, только кончиком хвоста пошевеливает. И я притаилась, жду. «А что, – думаю, – если не успею у неё живого крысёнка отнять?» Так сидим и друг друга караулим: кошка – крысят, а я – кошку. Вдруг как прыгнет моя кошка! Я к ней… Да какое там, разве успеешь! Прямо из рук вырвалась – и в клетку. Глаза горят, в зубах крысёнка тащит. «Ну, – думаю, – пропал, сейчас съест его». Только смотрю и глазам не верю. Покрутилась Цуцыкариха, покрутилась, легла и ну крысёнка прилизывать! Лижет, а сама поглядывает, как бы не отнял его кто. Потом успокоилась и другого пошла ловить. Опять так же притаилась и караулила, но теперь я уже не боялась, потому что знала, что крысят своих она не обидит.

К вечеру кошка переловила всех, кроме одного. Трусишка боялся выйти из норки, зато ночью, когда все ушли, он сильно погрыз клетку, стараясь попасть домой.

Теперь вместо четырёх у кошки осталось три крысёнка.

Долго, очень долго жили они вместе. В холодные зимние вечера кошка согревала крысят своим теплом, делилась пищей. Я не знала семьи дружней, чем эта. И теперь, если мне говорят, что кошка с крысой непримиримые враги, я знаю, что даже этих врагов можно сделать друзьями.

НЮРКА

Нюрка была очень смешная. Такая толстая, курносая и, как у всех моржей, с торчащими во все стороны жёсткими, как щетина, усами. Эти усы и круглые влажные глаза придавали ей особенно забавное выражение: глупое и в то же время важное. Но это только казалось. На самом деле Нюрка была очень умна.

Привезли её в Зоопарк с острова Врангеля. Тяжёлый, далёкий путь совершила она на пароходе и поездом, в тесном ящике без воды. Приехала худая, истощённая, с большими открытыми ранами на спине и боках.

Ухаживала за ней я: промывала раны, чистила клетку, кормила. Кормила рыбой – давала ей чищеную, без костей и мелко-мелко нарезанную. Иначе было нельзя: ведь Нюрка была ещё ребёнок. Самый настоящий грудной ребёнок, только моржиный. Она даже не умела сама есть. Брала корм из рук кусочками, втягивала в рот вместе с воздухом, и получался такой звук, как будто хлопнула пробка. Съедала она в день по четыре-пять килограммов рыбы, иногда и больше. Давали ей ещё стакан рыбьего жира.

Привыкла ко мне Нюрка скоро. Возможно, потому, что я за ней ухаживала и кормила. Узнавала меня издали. Приветствовала и глухим, отрывистым гуканьем, похожим на лай собаки, и, неуклюже переваливаясь на ластах, спешила навстречу.

Моржонок был очень сообразительным. Не всякая собака обладает таким «умом».

Например, Нюрке не нравилось, если я скоро уходила из клетки и ей приходилось оставаться одной.

Только я к двери, а Нюрка уже загораживает собой выход злится, кричит, не пускает. Хоть жить оставайся тут с ней! Иногда даже зло возьмёт: тут спешишь, времени нет, а она дверь открыть не даёт. Приходилось пускаться на хитрость.

Брала я корм, относила его в самый дальний угол клетки и, пока Нюрка ела, быстро убегала. Однако в моей хитрости Нюрка разобралась довольно скоро. Уже через несколько дней, как только я делала движение бежать, бросалась она в бассейн и, конечно, переплывала его раньше, чем обегала я. Приваливалась туловищем к двери и не давала её открыть. А попробуй отодвинь толстуху, если весит она девять пудов! Держала меня Нюрка обычно в плену до тех пор, пока она со мной не наиграется. А легко сказать – наиграться, если играла она по-своему, по-моржиному! То в воду приглашает поплавать, то носом старается спихнуть. Одна в воду лезть не хотела. Бассейн был маленький, неудобный, да и скучно одной.

Большую часть дня Нюрка лежала на берегу и спала. И вот, чтобы заставить моржонка больше двигаться, я решила выводить его на прогулку.

Однако это было не таким лёгким делом, как казалось на первый взгляд. Нюрка никак не хотела выходить из клетки.

Я открывала дверь, отходила, звала её. Нюрка нетерпеливо кричала, высовывала морду, но порог переступить не решалась.

Приучала я её постепенно. Манила рыбой и за каждый сделанный шаг давала кусочек. Так шаг за шагом уходили мы всё дальше и дальше. Гуляли недолго. Песком Нюрка натирала себе ласты, да и много ходить ей было трудно. И всё-таки она прогулки полюбила.

Гуляли мы вечером, когда уходили последние посетители и свистки сторожей извещали о закрытии парка. Вот эти-то свистки и служили Нюрке сигналом. Услышав их, она высматривала меня на дорожках парка, потом бросалась навстречу, помогала открывать дверь. Я снимала с двери замок, а Нюрка толкала её носом. Научилась она открывать и щеколду. Во время уборки, чтобы Нюрка не мешала, я выгоняла её из клетки, сама же запиралась внутри. Сначала она кричала, старалась попасть обратно, потом приспособилась: ударом носа выбивала щеколду и открывала дверь. Удар её носа был очень сильный.

Помню, однажды, когда Нюрка была больна, пришёл врач. Отнеслась она к нему недоверчиво: вытягивала навстречу ему голову и, широко открывая пасть, угрожающе ревела. Напрасно я убеждала врача не трогать Нюрку. Несмотря на предупреждение, он всё-таки подошёл, протянул руку, но не успел дотронуться – морж резким ударом головы отбросил его в сторону.

Удара такой силы не ожидала даже я. С тех пор Нюрка никогда не подпускала к себе врача.

Зимой бассейн замёрз, и Нюрку перевели в закрытое помещение. Вместо меня стал за ней ухаживать служитель Нефёдов.

Толстая, неповоротливая Нюрка понравилась ему сразу. Он старался дать ей лишний кусочек рыбы, баловал и обижался, что Нюрка меня знала лучше.

– Вы бы ходили пореже, – просил он меня, – пусть отвыкнет.

Чтобы не обидеть старого служителя и дать время Нюрке к нему привыкнуть, я перестала её навещать.

Прошёл месяц. За этот промежуток я очень соскучилась по своей ластоногой приятельнице, да и было интересно, узнает она меня или нет. Проходила я как-то мимо и решила зайти.

Нюрка лежала под водой. Её совсем не было видно. Только изредка высовывался кончик носа и, набрав свежую струю воздуха, скрывался опять.

Я окликнула Нюрку совсем тихо, но мой голос она узнала сразу, даже под водой. Откуда взялась и ловкость! В одну минуту очутилась Нюрка на берегу. Поднялась на дыбы, и не успела я отскочить в сторону, как два передних ласта тяжело придавили мне плечи.

По пальто стекали струйки воды, мокрая усатая морда ласково тыкалась в лицо, а я, с трудом переводя дыхание, еле держалась на ногах. Шутка ли сказать – навалилась такая туша! Чуть не раздавила меня, и всё от радости! Насилу освободилась.

Когда я уходила, Нюрка подбежала к решётке, смотрела вслед и долго надрывно охала. Говорили, что у неё даже текли слёзы и в этот день она ничего не ела.

А ночью своим тяжёлым телом продавила Нюрка сетку и вышла в коридор. Открыла одну дверь, другую, поднялась по крутой чердачной лестнице наверх и вылезла через слуховое окно на крышу. И вот в ночной тишине послышался её громкий крик. Её увидел там сторож. Несколько человек осторожно на полотенцах снесли Нюрку вниз и водворили на прежнее место.

Больше она сетку не рвала и не выходила, и никто не мог понять, почему она это сделала в тот день.

ЧУЖОЙ

Зимой, в холодные февральские дни, у шотландской овчарки Пери родились щенята. Никто не знал, что они должны у неё быть. День стоял холодный, морозный, и все щенята погибли.

Долго скучала, оставшись одна, собака, скулила, ничего не ела, и от накопившегося молока распухли и болели соски. Тогда я решила подбросить ей щенка динго.

Динго – это дикая австралийская собака. У динго было шесть щенят. Все здоровые крепыши, кроме одного. Этот один был такой маленький, худенький. И мать ухаживала за ним хуже, чем за остальными: не так часто вылизывала, не так заботилась, а когда малыш к ней подползал, нередко отпихивала его носом.

Рос он хилым и слабым. Позже всех открыл глазки, позже начал ходить. Вот поэтому я и решила подбросить его Пери.

Но сделать это сразу было нельзя. Надо было перевести собаку в тёплое помещение. Около слоновника была свободная комната. Я отгородила в ней угол, постелила солому и впустила Пери.

Пери сначала обошла всю комнату. Обнюхала все уголки, потом спокойно улеглась на приготовленное место. Тогда я принесла ей динго. Неласково встретила чужого щенка собака. Он был намного крупнее её малышей, да и запахом совсем не такой. Динго за ней бегал, ласкался, а собака ворчала, огрызалась и уходила. На ночь оставить их вместе я боялась. Пришлось разгородить комнату. В одной половине я оставила динго, в другой – Пери и ушла. Ушла не сразу. Несколько раз возвращалась и заглядывала в окно.

Оставшись один, щенок скучал. Без матери было холодно, непривычно одиноко. Он визжал. Пери заметно волновалась. Напомнил ли ей визг щенка собственных малышей или проявилось материнское чувство – не знаю, только она несколько раз вставала с места, подходила к отгороженному углу и старалась лизнуть щенка.

Утром Пери на месте не оказалось. Она лежала около перегородки, а с другой стороны, плотно прижавшись к ней, спал щенок.

После этого я без опаски пустила их вместе. Щенок сразу бросился к Пери. За ночь он сильно проголодался, тыкал её мордашкой, вилял хвостиком, тихонько повизгивал. И Пери не сопротивлялась. Она легла, а щенок, дрожа от возбуждения и перебирая лапками, жадно зачмокал. Теперь я была спокойна. Пери щенка приняла, и бояться за него было нечего. Назвали его «Чужой».

Лучше матери ухаживала за ним Пери, да и молока у неё было больше. И щенок стал заметно поправляться. Повеселел, перестали слезиться глазёнки, пополнели бока. Он был совсем не похож на прежнего заморыша – Этот весёлый и резвый щенок. Везде лезет, везде нос свой суёт, ничего оставить нельзя. Залез как-то на стол и тетрадь разорвал. Другой раз я убрала тетрадь, так чернила пролил. А измазался как! Прихожу – узнать не могу: был рыжий щенок, а стал чёрный. Насилу отмыла. Сидит Чужой в тазу, визжит, а Пери волнуется, вокруг бегает, ничего понять не может. Она всегда так волновалась, когда щенка трогали. Свои ещё ничего, а попробуй подойти кто посторонний – сразу вцепится. Пришёл однажды монтёр электричество чинить, залез на лестницу, да так на ней и остался. Просидел до моего прихода, бедняга.

И всё-таки чужой щенок не мог Пери заменить своих. Впрочем, Чужой не обижался. Он был на редкость самостоятельным щенком. Если я выпускала его погулять, он не бежал за мной, как это делали щенята его возраста. Наоборот, приходилось бегать за ним. Он уходил куда вздумается, делал что хотел, не слушался, когда его звали, вечно всё вынюхивал и что-то искал. А чутьё у него было превосходное. Где-нибудь в стороне, под глубоким снегом, вырывал вдруг селёдочную голову, старую кость и обязательно тащил всё домой. Складывал под подстилкой всякую дрянь и охранял её, как драгоценность.

Не меньше любил Чужой пугать животных. Около слоновника, на горе, жили сибирские козероги. Они очень похожи на коз, только крупнее и серые. Когда я проходила с Чужим, они бежали всегда вдоль решётки и грозили ему своими длинными страшными рогами. Но щенок не пугался. Интересно было смотреть, как он старался их раздразнить и подманить поближе. Приседал на передние лапки, отпрыгивал или делал вид, что боится и убегает, а когда обманутые козероги подходили слишком близко, старался укусить. Куснуть зазевавшегося ему очень нравилось.

Однажды он напал на козлёнка, но козлёнок оказался бедовым. Он не испугался, не убежал. Поднялся на задние ножки, постоял и вдруг, красиво тряхнув головой, ударил щенка рожками в бок.

Чужой взвизгнул и отскочил. Рожки были маленькие, но острые. Чужой поджал хвостик и бросился ко мне.

С тех пор он коз не трогал.

В конце мая из неуклюжего, лопоухого щенка Чужой превратился в красивую, стройную собаку со стоячими, как у волка, ушами и гладкой рыжей шерстью. Пери он больше не сосал, но, как и раньше, был дружен с нею.

Зато к людям Чужой стал не так доверчив. Особенно к мужчинам. Уклонялся от их ласки, огрызался – возможно, потому, что находился всегда среди женщин. Гулял он теперь мало. Раньше я выпускала его с Пери свободно, теперь боялась.

Весёлая и резвая собака скучала. От скуки грызла стулья, столы, ковыряла лапами стену. Пришлось Чужого и Пери перевести на Новую территорию.

На Новой территории был маленький деревянный домик, в нём освободили одну комнату и туда перевели собак.

Разместились они там неплохо. Бегали по всем комнатам, а иногда заходили и в ту, где готовили корм.

Чужой совсем не умел себя там держать: лез на стол, хватал что попало и, будь то хотя бы кусок мыла, старался утащить. Приходилось его выпроваживать мокрой тряпкой.

Гуляли Чужой и Пери до смешного по-разному. Пери всегда медленно, важно, а Чужой носился по газонам, клумбам, рыл ямы, валялся в грязи. Приходил домой чумазый. Несколько раз думала я о том, чтобы посадить его в клетку. Жалела только Пери. Казалось, что они должны друг по другу скучать. Я забыла, что они чужие.

Разлука наступила сама собой, и совсем неожиданно.

В свободный загон около нашего домика перевели динго. Это были братья и сестры Чужого. Увидев их, Чужой насторожился. Потом обернулся к Пери, и ласково тыкаясь мордой, казалось, звал её за собой. Но Пери не шла.

Чужой несколько раз нерешительно отбегал, возвращался обратно и вдруг, рванувшись, бросился к динго.

Пери осталась одна. Некоторое время она смотрела ему вслед, потом повернулась и медленно пошла. Её роль приёмной матери была окончена.

ТЮЛЬКА

Летом 1932 года привезли в Зоопарк из южной Туркмении двух гиен. Гиенами я интересовалась давно. Читала, что это глупый, злой зверь, что его трудно приручить, и решила проверить.

Тюлька и Ревекка были две сестры. Две пятимесячные полосатые гиены, с толстыми, словно опухшими, мордами, неуклюжие и смешные. Обычно молодые животные привыкают к новой обстановке скорее взрослых. Они не так запуганы, не так боятся людей, и приручить их гораздо легче.

Привыкли ко мне скоро и гиены. Как только я входила в клетку, бежали навстречу, кружились около ног и кричали. А как они кричали! Громко, с каким-то скрипом и протяжным хрипом. Трудно было узнать, злились они или ласкались, потому что-то и другое было очень похоже. Занималась я больше с Тюлькой: больше её ласкала, приносила сладостей. Когда же она ко мне привыкла, стала выводить на прогулку. Первый раз она очень испугалась. Испугалась незнакомых людей, зверей, а больше всего цепи.

Цепь гремела около самого уха, душила, держала, не давала уйти. От страха Тюлька стала вырываться, всё кусать. Кусала цепь, скамейку, кусала свои лапы. Можно было подумать, что она взбесилась. С большим трудом удалось ее схватить за шиворот и водворить в клетку.

В следующий раз вместо цепи я взяла уже ремень и вывела её вместе с Ревеккой. Вдвоём у них дело пошло лучше. Сестрицы жались друг к другу, им было не так страшно.

Поиграть я выпускала их в загон. Заигрывала чаще Тюлька: тащила Ревекку за шиворот, тихонько кусала сзади.

Ревекка всегда боялась и вечно пряталась. Тюлька была куда смелей. Вскоре она совсем освоилась, свободно гуляла меж клеток и не боялась людей.

Ходила она на привязи хорошо, но была упряма. Когда ей не хотелось идти, она останавливалась или ложилась. Можно было сколько угодно её звать, манить, тащить за ремень – Тюлька давилась, хрипела и всё-таки не шла. Она упиралась всеми четырьмя лапами, и сдвинуть её с места было трудно. Приходилось брать на руки и несколько шагов проносить. Повторялось это очень часто, и скоро Тюлька настолько привыкла к такому способу передвижения, что даже не сопротивлялась. Вообще она позволяла мне делать с собой многое.

С Ревеккой из-за мяса дралась, а мне отдавала свою порцию и даже не огрызалась. Сколько раз я брала кусочек мяса, зажимала в кулак и давала Тюльке. Она облизывала всю руку, забирала в пасть, а зубы, которые дробили кости, как сахар, не оставляли даже царапины.

К концу лета нам пришлось расстаться. Ревекку продали в другой зоопарк, а Тюльку перевели в помещение Острова зверей.

Остров зверей находился на Новой территории Зоопарка, и ходить туда в это время мне не приходилось.

Прошло больше года. Случилось так, что я ни разу не была у Тюльки. Сначала не хотелось её тревожить, потом казалось, что она должна меня забыть. Но память у зверя оказалась лучше, чем я думала.

Работала я тогда экскурсоводом. Захожу однажды в львятник и слышу вдруг хрип, знакомый скрипучий хрип, и вижу, как мечется по клетке гиена. Смотрела она на меня. Даже публика обратила внимание. Долго не могла я понять, в чём дело.

Гиена была взрослая, как будто незнакомая, и вдруг ласкается, хрипит. Уже после узнала я от служителя, что это Тюлька и что на время её перевели в львятник.

Я несколько раз к ней заходила, ласкала, потом уехала в отпуск. Вернулась через два месяца. Узнала, что в этот день Тюльку выпускают на Остров зверей к другим гиенам, и пошла посмотреть.

Гиены Девочка и Мальчик были много больше Тюльки. Они вместе выросли и встретили новенькую недружелюбно. Шерсть их встала дыбом, они кружились вокруг Тюльки и злобно хрипели.

Бедная Тюлька вся сжалась, забилась в самый дальний угол и кричала. Первой её куснула Девочка. Тюлька обернулась, и тут-то схватил её Мальчик. Отбили Тюльку с большим трудом. Хотели отсадить, но, обезумев от боли и страха, Тюлька никого не подпускала. Бросалась на людей, вырывала из рук палки, дробила их зубами, как щепки. Попробовали накрыть сачком. Не удалось и это.

Тогда я решила войти и попытаться её взять сама. Меня отговаривали. Говорили, что ничего не выйдет, что слишком большой срок разлуки, что всё равно она меня не узнает. Однако я всё же вошла.

Увидев меня, Тюлька прижалась к стене. Она рычала и смотрела глазами, полными злобы. Стоявшая дыбом шерсть делала её большой, а окровавленная морда и рваная рана на шее придавали непривычно дикий вид.

Сказать по совести, я себя чувствовала не совсем спокойно. Несколько раз пыталась к ней подойти, и несколько раз она бросалась и старалась укусить. Тогда я попросила всех выйти, отошла в сторону и стала её звать.

– Тюлька, Тюлюсенька, – уговаривала я её, – ну поди же ко мне, мордастая!

Не знаю, знакомые ли слова, голос или просто она узнала меня, но только Тюлька, страшная, окровавленная Тюлька, взрослая гиена, захрипела, подбежала, стала ласкаться. Оставляя следы крови, тёрлась она о платье, ползала, ложилась на живот.

Осторожно, чтобы не задеть больного места, я надела ей на шею ремень, укрепила около самых ушей, потому что ниже была рана, и повела. Вести нужно было вокруг Острова зверей и ещё немного по помещению. Не гуляли мы с ней ведь давно: она могла испугаться, убежать. Или, ещё хуже, потянуть ремень, сделать себе больно, разозлиться. Но опасения оказались напрасны.

Давно сполз на шею ремень, тёр рану, а Тюлька словно не чувствовала боли.

Спокойно, как будто гуляла так каждый день, шла она за мною. Спокойно дала мне посадить себя в клетку, снять ремень.

Жила она в Зоопарке долго, и хотя я заходила к ней редко, стоило Тюльке услышать мой голос, как она начинала кричать, бегать по клетке, просить ласки, а когда я уходила, долго ещё тёрлась о те прутья, сквозь которые я просовывала к ней руки.